Священник Николай Середа: «Когда вся семья дома, ты понимаешь, что это порог счастья…»

Среди выпускников Вятского Духовного училища в 2015 году – священник Николай Середа. У них с матушкой Натальей семеро детей, пятеро из которых – приемные. О том, каково это быть многодетным отцом – рассказ батюшки (по материалам интернет-журнала «Православие.ru»).

– Я спал, когда у матушки роды начались. Это было рано утром, в половине пятого. На 31-е была назначена операция, а 29-го она мне звонит и говорит: «Я пошла рожать». Я встал, начал молиться. Был солнечный день, я запомнил это…

Я удивился, когда увидел своего ребенка. Потому что дети обычно, когда появляются, некрасивые – морщинистые, на старичков похожи. А почему-то у меня красивый был. Самый красивый старичок. Но, кстати, я не помню, как мы забирали его из роддома, а вот как Таисию, дочку, помню: у меня тогда была длинная борода, и врачи сказали: «Дедушке ребенка отдать, или мама заберет?» Я говорю: «Я не дедушка, мне 30 лет, я папа». Ну, видимо, я был на дедушку похож. (Смеется.)

Что касается первого приемного ребенка, то у нас была возможность выбора. Серафима, до крещения она была Муслима… Мы о ней ничего не знали, кроме того, что у нее фамилия нерусская. Нас это не смутило. И возраст был не тот, какой мы хотели. Но всё равно мы встретились. Нам она понравилась сразу же.

Период оформления документов на приемных детей сравним с беременностью. Мы так и отнеслись к этому

А уже с последующими детьми была осознанная радость, ощущение, что наша семья увеличивается. И период оформления документов действительно можно сравнить с беременностью. Мы так и постарались к этому отнестись – как к некоему испытанию. Всё равно это нервы: по больницам бегаешь, по организациям, суета. Это многих людей расстраивает. Но мы сразу настроились так: ведь мама испытывает некие трудности при беременности, прежде чем родить ребенка, – так и здесь. Просто это трудности «официальные», формальные.

И всё-таки это радостный период, поскольку ты ждешь, ты представляешь, как ты будешь с ребенком гулять, разговаривать, что вы будете вместе делать. Да, иногда ты ждешь одного от ребенка, а он тебе выдает другое. Но здесь, я считаю, всё зависит от меня. Я всегда в себе разочаровываюсь в таком случае, а не в детях. Вообще считаю себя не совсем достойным отцом. Не получается проводить вместе много времени. Оказывается, я многого еще не знаю. Матушка на помощь приходит, берет это на себя.

Мы были раньше знакомы с детьми, которых усыновили. Мы организовывали детские лагеря у себя на приходе, это было волшебное время. Я тогда окунулся в благодать, в детство, забыв, что я бородатый дядька. И там были дети из детдома. Потом я оформил гостевой патронат, и одна девочка часто к нам приходила в гости. Мы спросили ее, поскольку это был уже человек взрослый, 10 лет, не хочет ли она у нас остаться навсегда. Она согласилась.

Я счастлив в своей семье. Общение с детьми, с супругой – это часть меня уже, это огромное удовольствие. Мне кажется, каждый бы хотел: приходишь домой, и там – радость. Я бы каждому пожелал этого.

Я встречаю счастливые семьи, да. Это и семья моей супруги, и семьи священников в том месте, где я служу. Но даже и у них бывают споры иногда, ничего страшного. Люди же притираются, бывает, что и искорки летят.

Мы перед собой таких вопросов не ставим: как управляться с большой семьей? Если об этом думать – только и будешь сидеть у окошка и печалиться. Просто занимаешься этим и не замечаешь, наверное, трудностей.

Сейчас, пока мы с вами разговариваем, с детьми осталась наша знакомая. Она говорит: какие же у вас дети интересные, не хочется уходить! Вот мы с матушкой и рассуждаем: прежде, чем такую оценку получить, сколько у нас появилось седых волос, сколько мы с ней не спали, сколько сопереживали человеку. Потому что дети из детских домов – это люди с особой судьбой, видевшие в жизни много горя, трагедии, и всё это в них впиталось. Последние дети, которых мы взяли, живут у нас девять месяцев, и только сейчас мы начали замечать, что они стали доверять нам, что они перестали бояться предательства. Они чувствуют себя дома, защищенными. А вообще процесс адаптации для таких детей – не меньше двух лет. Требуется работа родителей с душой этого ребенка, работа всем сердцем. Тут нет рецептов. По моему мнению, важно, прежде всего, сопереживание за судьбу этого человека. Ты ведь любишь его. Я уже своему ребенку объяснял, что любовь – это не поцелуи и не обнимашки. Это когда мы, жертвуя собой, болезнуя за этого человека, стараемся сделать так, чтобы он чаще улыбался, чтобы на его сердце всегда была радость. Наверное, надо быть с ними рядом в любой момент жизни и воспитывать не только словами, но и делами. Совершать такие поступки, чтобы человек видел: тебе можно доверять, ты никогда его не предашь. Чтобы он чувствовал: он тебе дорог.

Иногда идешь по улице и видишь, что некоторым родителям сложно даже того ребенка, которого они родили, принять таким, какой он есть, и забыть о себе. Часто виден в людях эгоизм. Вольно или невольно проявляют они его.

Наши дети учат нас быть настоящими людьми. Учат терпению. Например, бывает трудно принять поступки человека, приемного ребенка. Потом ты понимаешь, что он пришел из определенного общества. Там ведут себя совершенно иначе. У него другие навыки, часто не совсем положительные. Понимаешь и то, что если будешь на него давить, то тогда доверительного отношения не получится. Нужно просто дать ему время. Время, чтобы он осознал, что тот навык, который он там приобрел, здесь, в нашем доме, неуместен, не нужен. Обманывать, чтобы получить лишнюю дольку апельсина, здесь не надо. Все получат поровну, никто обделен не будет.

У меня очень много ошибок. Когда сын родился, я подумал: как сложно садоводу знать, в какой момент надо полить дерево, травинку вырвать, листик обрезать, а тут – человек. Тут неаккуратное слово может человека изменить. Надо быть очень внимательным к словам своим и поступкам. Дети всё впитывают, наблюдают за нами, повторяют наш образ жизни.

Хотя мы обычные люди, конечно. Вчера я только на них обижался, что они матушку обнимают, а меня – ни разу за день не обняли. Всем же хочется тепла. (Улыбается.)

Нашим приемным детям мы объяснили: мы должны быть благодарны тем родителям, которые нас родили. А упасть может любой человек. Любой. За это их судить не надо. На данный момент Бог сделал так, что мы живем одной семьей. Те дети, которые вокруг вас, это ваши братья и сестры, а мы – ваши родители.

Спрашивают: почему решили взять детей? Да у меня порыв души, место в сердце для этого ребенка!

Чувство некоторого авантюризма должно быть у тех, кто решил взять приемных детей. А если присутствует страх, это нормально. Чувство «Правильно ли я поступаю?» – это тоже нормально. Мы же берем не сотовый телефон, не ботинки. Еще всегда задают вопрос на курсах приемных родителей, в соцорганизациях: «Почему вы это делаете?» А как можно на это ответить? Почему вы вышли замуж или женились именно на этом человеке? Почему вы любите папу и маму? Ну как можно ответить, почему вы решили полюбить человека? У меня порыв души, место в сердце есть… В общем, мы никак не могли этого описать. Если вы на этот вопрос не сможете ответить словами, но у вас будет понимание в голове или в сердце, этого, я думаю, достаточно.

Надо давать человеку свободу всё-таки. Дать иногда возможность упасть с дерева, с велосипеда – и не бежать к нему, не кричать «караул!» Человек в жизни споткнется не раз, и падения могут быть сильнее и серьезнее, чем с велосипеда. Надо быть рядом, как костыль. Но так, чтобы он не потерялся, не дезориентировался, когда за порог родительского дома выйдет, смог быть самостоятельным.

Я всегда мечтал о доброй, хорошей семье. Для меня непонятны были ветреные отношения друзей, знакомых. Моя приятельница врач-венеролог говорит: «Ты, Николай, как в сказке живешь». Ну, она венеролог, ей видней. (Улыбается.)

Я обсуждаю вопросы семьи со старшеклассниками, они мне тоже задают вопрос: «Почему меняется ценность семьи в мире?» И я не знаю, что им ответить. То ли эгоизма стало больше, то ли идет деградация… Недавно открыл Интернет, узнал, что теперь и в Финляндии легализовали однополые браки и преподносят это как «победу умов и сердец». Свои страсти и пороки мы можем оправдывать бесконечно… Я всё-таки считаю, что это болезнь души, произошедший надлом, потеря ориентиров.

Мне кажется, мы вообще находимся сейчас в кризисе духовном. И когда моя семья дома и все мы вместе, я чувствую, что мы – непобедимая сила. Ты понимаешь, что это порог счастья, и каждый день именно такой – я не могу выделить какой-то один. В любом из них у меня найдется 99 процентов радости. Каждый день – чудо, каждый день для меня приятен. Вот я вижу своих сыновей, стоящих в алтаре, в подрясничках, вижу, как они помогают, стараются. А вот вижу, как шестилетний ребенок первый раз моет посуду – натирает, размазывает грязь, как пылесосит – криво, косо, как может, – и мне это тоже приятно.

Я очень Богу благодарен за свою семью. Четырнадцать лет назад мы с матушкой встретились, поженились, и с этого момента всё стало хорошо. Я рос без отца, мне всегда хотелось, чтобы семья у меня была, как в книжках или как в мечте. Такой нашу семью мы с матушкой и пытаемся сделать.